четвер, листопада 14, 2013

ФЛОТСКИЕ ИСТОРИИ. ЗАПЕВАЙ...

  Командовал ВМА в то время адмирал Сысоев. Конечно, от рядового капитан-лейтенанта, слушателя ВМА,  трехзвездного адмирала, начальника академии, как говорится, дистанция огромного размера, но о человеке можно составить свое мнение не только при личном общении, но и по его поступкам. Кроме того, «сарафанное радио» работало в офицерской среде исправно во все времена. Нас сразу предупредили старшекурсники, что лучше не попадаться адмиралу на глаза, особенно, когда он не в духе. О Борисе Николаевиче Ельцине в те годы не слышал никто из нас, так что теннис не считался «обязательным» видом спорта. Более того, большой теннис смутно ассоциировался почти у всех советских людей с чем-то «ненашинским», контрреволюционным, и чуть ли не запретным. Тем удивительнее было периодически по утрам встречать в стеках ВМА поджарого пожилого человека среднего роста с большими залысинами, спокойно перемещающегося в белых шортах и майке, с ракеткой подмышкой. Пристрастий у адмирала было не так уж и много, но то, что он любил теннис и охоту, знали все слушатели ВМА. Последнее, впрочем, никого особенно не удивляло, поскольку заядлым любителем охоты был Генеральный секретарь ЦК КПСС Леонид Ильич Брежнев, и ездить на охоту считали обязательным для себя все более ли менее значимые начальники, заботящиеся о своей карьере.
Теннис же явно не вписывался в образ жизни тогдашнего истеблишмента. По всей вероятности, Сысоев искренне любил и то, и другое, поскольку неудачи на корте или в лесу (на болоте, на току, в поле и т.д.) начисто портили ему настроение, что немедленно сказывалось на всех слушателях ВМА, профессорско-преподавательском составе, а особенно — на дежурной службе. Адмирал, проиграв схватку на корте какому-нибудь не очень дальновидному офицеру (дальновидные предпочитали ему проигрывать) или «пиджаку», не находящемуся у него в подчинении, впадал в тихую ярость. Приехав в ВМА. он немедленно снимал с вахты дежурного по академии за малейшую провинность, причем зачастую даже без таковой, не утруждая себя объяснениями своего поступка. Особую пикантность ситуации придавал тот факт, что Сысоев, появляясь в ВМА после тенниса, спокойно реагировал на вопль дежурного офицера «Смирно!!!», принимал рапорт, стоя в шортах и майке, с ракеткой в руках или подмышкой, после чего величаво кивал и следовал к свой кабинет (в случае выигрыша в теннис), или снимал дежурного (при проигрыше) и направлялся наводить «порядок» дальше, Если же дело происходило в понедельник, а адмирал был в форме и в прескверном расположении духа, все знали, что накануне охота была неудачной. Толи звери все попрятались, толи ружье попалось с кривым стволом и выстрелило не в ту сторону, итог был один - дежурный по ВМА отстранялся от вахты... Обстановка в ВМА была, мягко говоря, не совсем благожелательная. Стоит ли говорить, как мы все были рады, когда, как нам довели, что наш «дорогой - Леонид Ильич» принял решение о переводе адмирала Сысоева в первопрестольную, не помню уж на какую должность, а его место занял адмирал Паникаровский. Мы воспряли духом, полагая, что хуже не будет. Увы, как поется в одной любимой старшими поколениями песне, из фильма «Добровольцы», как молоды мы были, как наивны.... …Паникаровский с ходу взялся за наведение «порядка» в своем новом хозяйстве. Конечно, что такое «порядок» каждый понимает по-свойски. Немцы тоже как-то пытались навязать «новый порядок» народам старушки Европы, что из этого получилось - всем известно... Адмирал «взял штурвал на себя», выражаясь языком летчиков, слишком резко. Должен сделать маленькое отступление, чтобы читатель мог более полно представить себе атмосферу 80-х годов в МО СССР. Только что прошел Брежневский «большой звездопад», когда генеральские звания в силовых структурах сыпались как из рога изобилия. На ВМА, в числе прочих академий тоже пролился звездный дождь - начальники ведущих кафедр стали контр-адмиралами. К моменту описываемых событий в ВМА, включая начальника академии, его замов, начпо, начальников шести факультетов, начальников кафедр служило толи 42, толи 44 адмирала, из коих один был полный (трехзвездный), пара - тройка вице-адмиралов, а остальные - «контрики», как их за глаза называли слушатели академии. Паникаровский решил наводить порядок сверху донизу. Было объявлено о строевом смотре, на который должны прибыть все - от мичманов до адмиралов, как из постоянного, так и переменного состава, т.е. профессорско-преподавательский состав, обеспечивающие службы, и, разумеется, слушатели. Исключение делалось только для слушателей того факультета, на котором учились иностранцы. Для советских офицеров отменялись любые справки, освобождающие от строевых занятий. Только пребывание в командировке, госпитале или морге признавалось уважительной причиной отсутствия на смотре. Дабы не рассекречивать численность личного состава ВМА, строевой смотр и строевые занятия решено было провести во внутреннем дворике академии. Для столь торжественного случая на его территории была воздвигнута трибуна для адмирала и особо приближенных лиц, коим доверялось наблюдать за этим шоу сверху, не участвуя в нем непосредственно. Трибуна делалась основательно, поскольку планировалось повторять данное мероприятие еженедельно. Наконец, приготовления были закончены. Наступил день X. Надо сказать, что согласовать данное представление с небесной канцелярией у Паникаровского явно не получилось. День X выдался мрачным, унылым и холодным, отлично подходящим под настроение участников строевого шоу. Ночью подморозило лужи и остатки снежной каши, так что с утра матросы роты обеспечения без особого энтузиазма пытались очистить дворик от ледяной корки, покрывавшей практически всю его площадь. Слушателей разбили по факультетам, отделили первокурсников от выпускников, худо-бедно построили по ранжиру. Старшие и младшие офицеры оказались в одном строю. Это не понравилось кому-то из заместителей начальника академии, и нас перестроили. Старшие офицеры отдельно, младшие - отдельно. Посмотрели, что получилось. Не понравилось. Вновь перестроили, нарушив хоть какое-то подобие ранжира. Не понравилось, но на очередное перестроение времени уже не хватило. Преподавателей построили отдельно. Четыре десятка адмиралов образовали живописную группу. Поскольку в те времена многие служили до «деревянного бушлата», то средний возраст этой категории военнослужащих колебался где-то в районе 60 лет. Подавляющее большинство из них были достойнейшие во всех отношениях люди, обладающие энциклопедическими знаниями в своей области, но совершенно не приспособленные для строевых занятий. Сидячий, малоподвижный образ жизни тружеников науки наложил свой отпечаток на их фигуры. Многие походили издали, на канареек - большой живот на тонких ножках. Некоторые любители выкуривать по паре пачек сигарет в день, напротив, были худые, иссохшие, согнутые, и в профиль напоминали вопросительные знаки. Молодцом держались только несколько относительно молодых контр-адмиралов. Выражение лиц высших офицеров красноречиво выражало их мысли по поводу данного мероприятия, нового руководителя ВМА и всей его родни. Из-за того, что данные мысли практически у всех совпадали, казалось, они обрели некоторую материальность, и были доступны для прочтения всем присутствующим. Во всяком случае, с моей точки зрения, не требовалось обладать талантом Вольфганга Мессинга, чтобы уловить их. Не замечал ничего только сам организатор данного бедлама. Адмирал Паникаровский сиял как свеженадраенная песком рында. Взобравшись на трибуну, он подал команду начать смотр. Позади него пристроились его заместители и начпо академии, вице-адмирал Озимов, олицетворявший партийную власть на запланированном строевом смотре. Стоит ли подробно описывать процедуру проведения данного мероприятия? После осмотра нашего внешнего вида, причесок, проверки каблуков, наличия чистых носовых платков, иголок и ниток (обязательно двух цветов - белого и черного), расчесок, документов и личных номеров, цвета носков, а также (внимание!) присутствие у офицеров кальсон, фантазия у проверяющих иссякла. Было холодно и сыро. Нахохлившись и отбивая зубами мелкую дробь, мы молча наблюдали, как проверяющие докладывают результаты проверки адмиралу. Приближался исторический момент. Наконец, последовала команда на начало строевых занятий. Эта была явная ошибка со стороны Паникаровского: места во внутреннем дворе ВМА было явно недостаточно для подобного мероприятия. Офицерские «коробки» стояли плотно, друг против друга и перпендикулярно друг другу. Кроме того, офицеры, выделенные для командования ими, последний раз занимались подобными делами, скорее всего, еще в Высших военно-морских училищах, будучи курсантами. С тех пор они этого явно не делали, и хотя перед строевыми занятиями назначенные командовать «коробками» офицеры, очевидно, почитали уставы, но отсутствие практических навыков привело к полному параличу строевых занятий практически сразу, после начала движения. Строи, сделав, буквально, по несколько шагов, уткнулись друг в друга и остановились, Истеричные, неправильные команды только усиливали беспорядок, а грозные адмиральские окрики с трибуны окончательно закрепили хаос. Коробка контр-адмиралов, начав движение, тут же уткнулась в другой строй. Встала. Командовавший «парадом» начальник кафедры, пожилой контр-адмирал, попытался исправить положение, повернув строй «контриков» направо, но только ухудшил ситуацию, поскольку впереди маршировали слушатели второго факультета, и строи сошлись лоб в лоб. Встали. Встали все. Начальник академии рвал и метался на трибуне. Его вопли, многократно отразившись от стен зданий, отбраковывающих внутренний дворик, затухали где-то в прямоугольнике свинцового неба, нависающего над нашими головами. В довершение всего, выяснилось, что двор был плохо очищен ото льда, так что многие офицеры скользили, дергались, пытаясь сохранить равновесие, взмахивали руками, нарушая и так не слишком приглядную картину... Ценой неимоверных усилий отдельных офицеров, удалось, наконец, навести некое подобие порядка. Строи стали двигаться короткими шажками, продвигаясь на 5 - 7 метров в ту или иную сторону, разворачиваясь на месте и возвращаясь в исходную точку. Полюбовавшись с высоты своего положения (настил трибуны располагался примерно метрах в полутора над асфальтом) на это топтание на месте, изображающее по всей вероятности строевые занятия, Паникаровский решил разнообразить мероприятие, скомандовав: - ЗАПЕВАЙ! Тем самым он допустил очередную непоправимую ошибку. Офицеры угрюмо молчали. Нам показалось, что мы ослышались. Увы, слух нас не подвел. Расценив наше молчание как открытый саботаж, адмирал завопил на весь двор: - ЗАПЕВАЙ!!!! Как говорят одесситы, Вы хотите смеху так он у Вас будет! Мы нестройно затянули, кто во что горазд. Каждый курс, каждый факультет выбрал какую-нибудь свою песню. Многоголосый хор, исполняющий с десяток различных произведений одновременно, причем в судорожных попытках двигаться на скользком плацу строями в разных направлениях, создал неподражаемую какофонию. Мы не только развеселились, мы даже согрелись! Мы просто давились от смеха. - А Вас приказ не касается? Грозный окрик относился к адмиральской группе, бодро шагавшей не в ногу, но, самое главное, молча. Караул! Неисполнение приказания начальника ВМА! Вздрогнув от начальственного рыка, контр-адмиралы, посовещавшись на ходу, и, обладая изрядной долей здорового юмора, приняли блестящее решение: исполнить популярную в те годы песенку. Когда хор примерно из сорока контр-адмиралов нестройно завыл: - Я, моряк, красивый сам собою..., Мы не выдержали. Песенка юнги, в исполнении столь почтенных мужей, нас просто доконала. Гомерический хохот сотряс седые стены Военно-морской академии. На этот раз даже до Паникаровского дошел весь абсурд и комизм ситуации. Надо было спасать лицо. Отменить свой собственный приказ? Ну, уж нет! Не на того напали! И адмирал принимает историческое решение: - Открыть ворота! Адмиралы - на выход! Будете маршировать на набережной! Контр-адмиралы не подкачали! Они решили держать марку до конца. Чуть-чуть перефразируя афоризм Петра Великого, можно сказать, что их решение было продиктовано желанием показать всему честному народу за пределами ВМА всю «мудрость» своего начальника, отдавшего подобный приказ! Адмиральская коробка с песней проследовала мимо нас в распахнутые ворота и двинулась вдоль набережной. Их спины выпрямились, в глазах появился озорной блеск и твердая решимость продемонстрировать жителям Ленинграда умственные способности нового руководителя ВМА… На миг мне привиделся крейсер «Варяг», когда он шел в свой последний, заранее обреченный на неудачу прорыв из корейского порта Чемульпо. Экипаж отлично понимал всю тщетность своей попытки, но флаг не спустил, принял бой с целой эскадрой японцев, чем обессмертил себя и свой корабль. Казалось, эти контр-адмиралы с песней идут в свой последний бой, на прорыв, в полной решимости погибнуть, но не капитулировать. Мне очень захотелось отдать им честь! Ворота захлопнулись, отсекая нас от продолжения этого шоу, так что дальнейшее повествование будет основано на вышеупомянутом «сарафанном радио», заметкам в местной прессе, рассказам знакомых ленинградцев, ставших случайными очевидцами данного не анонсированно¬го никем спектакля. …Адмиралы с воем, изображавшим строевую песню, двигались по набережной. Толпа зевак собралась мгновенно. Тормозили проезжающие мимо машины, водители выкручивали шеи, пытаясь разглядеть невиданное зрелище, отлично понимая, что второй раз такую картину вряд ли когда-нибудь еще увидишь. Кто-то, засмотревшись, не успел затормозить, в результате чего произошла целая цепочка ДТП, что привлекло еще больше зевак. Движение по набережной было парализовано на длительное время. Прибыло руководство ГАИ по Ленинграду и Ленинградской области. По всей вероятности, милицейский генерал-майор просто не поверил докладам своих подчиненных, и решил во всем удостовериться самостоятельно. Результатом «экспресс разбора полетов на месте» явилось письмо в адрес адмирала Паникаровского от начальника ГУВД по Ленинграду и Ленинградской области, как говорили, составленное в весьма язвительных выражениях, и слезно умолявшее не повторять впредь подобных экспериментов, дабы не нарушать спокойствие жителей северном столицы. Ходили слухи, что адмиралу Паникаровскому пришлось объяснять свои действия на ковре у тогдашнего всесильного партийного «царька» Ленинграда - секретаря обкома КПСС, Романова, недавно ушедшего из жизни, а также выдержать неприятный разговор с командованием Ленеоенб – Ленинградской военно-морской базы… Судя по всему, адмиралу действительно «указали на недопущение повторения подобных действии в дальнейшем» (любимая формулировка бюрократов того времени), во всяком случае, больше подобных строевых смотров, плавно перетекающих в строевые занятия, и торжественных прохождений с исполнением строевой песни, за время моего обучения в ВМА больше не проводилось. Не берусь судить, какой выход своей неуемном энергии нашел адмирал Паникаровский в дальнейшем, но на какое-то время он притих. Начальство, как и родителей, не выбирают. За 32 календарных года службы Судьба сводила меня с различными начальниками, отличающимися знаниями, привычками, умственными способностями, характерами, менталитетом и многими другими параметрами. Многих я вспоминаю с удовольствием, глубоким уважением и благодарностью за хорошую школу, которую я прошел под их знаменами. Некоторых постарался поскорее забыть, как дурной сон, но и им я обязан, ибо благодаря таким как они, я, сам, став большим начальником, всегда помнил о том, что подчиненные в первую очередь - люди, а уж потом - военнослужащие, обязанные в силу сложившихся обстоятельств исполнять мои приказания, и старался командовать так, чтобы не ставить ни себя, ни своих подчиненных в неловкое положение и не задевать их человеческих чувств…
 Журнал ВИА №9 2008 г.

Немає коментарів: